Если это – загородная прогулка, то Гокудера – царица Савская! Это же тьма египетская и стон кромешный, пропал Иерушалаим - великий город, погрузился во тьму, вместе со всем своим населением… Ладно, если убавить градус драмы в пользу дела – Хаято продрог, был сильно голоден, да ещё и задолбался, ругаясь напропалую, вынимать тупую корову за ногу из высоких, выше роста нынешнего Ламбо и почти равных его собственному, сугробов и возвращать на заметённую снегом тропинку. Не говоря о том, что не так давно этот грозовой идиот, похоже, решил испытать его терпение и начал играть в снежки… Ну, как играть, теперь у подрывника за шиворотом всё промокло, из-за нескольких угодивших туда комков. Почему он ещё не забросал телёнка снегом, оставив тело тихо стынуть в канаве? Потому что сам виноват, пойти сюда – это была исключительно идея Гокудеры. Мол, свежий воздух, зима в Германии, надо повеселиться, прежде, чем возвращаться обратно в Палермо и запираться в душном офисе Вонголы… Он-то ездил сюда по работе, а Ламбо был прихвачен просто за компанию, не как Хранитель, просто, чтобы показать ему мир. У них не было так много свободного времени, чтобы кататься за границу в продолжительные и развесёлые отпуска – только не у Хаято, боявшегося оставить Десятого, на которого практически молился, разве что иконку с ликом Тсунаёши во время активации конечной предсмертной воли у себя дома не повесил, даже на неделю, и в любых командировках, включая самые краткосрочные, изводившегося, как там у босса что. Так что приходилось использовать такие вот возможности, хотя, без Бовино вышло бы, пожалуй, гораздо быстрее, туда – обратно, раз, два, как будто и не отлучался… Впрочем, безусловно, и гораздо более скучно, не говоря о том, что как-то одиноко. А, когда под боком такой шумный ребёнок, особенно не затоскуешь. Несмотря даже на то, что за три дня их пребывания в этой прекрасной стране Гокудере уже раз сто хотелось придушить рогатого идиота нафиг, и оставить труп в гостинице, в качестве сувенира на долгую память, Хаято в целом был рад, что у него есть компания. И у него даже были фотографии на память об этом незабываемом путешествии. Ламбо, вывалившийся из окна номера и висящий вниз головой, зацепившись штанами и болтаясь, как куль – да-да, бессердечный Ураган Вонголы, прежде, чем извлечь мальчишку из столь неприятного и постыдного положения, сначала снял его на телефон. Ламбо, пожирающий огромную кучу немецких сосисок и жареного картофеля, купленного для него в качестве компенсации за такое издевательство, и вместо извинения – зрелище то ли умилительное, если учесть, что пацан он тощеватый, и кажется, будто столько еды в него попросту не влезет, то ли ужасающее, если учитывать выражение лица прожорливой коровы. Ламбо, валяющийся на мостовой перед какой-то дородной фрау и взирающий на неё снизу вверх и в ужасе, а рот дамы запечатлён в крике – это когда он очень неудачно поскользнулся и упал, а почтенная матрона решила, что тот пытается заглянуть ей под длинную тёплую юбку. Хотя, что там можно увидеть, если зима, и под юбкой – не голые ноги с труселями, а толстые тёплые колготки, и, может быть, даже не одна пара. Видимо – это инстинктивное женское… Ламбо, уронивший рог в отключенный на зиму круглый каменный фонтан на одной из площадей Берлина, и, с задранной кверху попой, пыхтя и ползая на коленках, ищущий его там. Ламбо, неуклюже барахтавшегося в сугробе, Хаято, конечно же, тоже коварно заснял.
- Тупая корова, ты ещё не замёрз? – почти огрызнулся Гокудера, оборачиваясь на ходу к Ламбо, и вцепляясь в его плечо мёртвой хваткой, рукой в толстой варежке. Для него это было почти что высшим проявлением заботы о бедном дитя. Что ж, если учесть, что Хаято нашёл для него самую тёплую шапку, а горло обмотал целыми двумя шерстяными вязаными шарфами, заставил нацепить три свитера и тёплые зимние сапоги, застегнуть куртку с подкладкой из искусственного меха до самого верха, то холодно тому быть не должно, но мало ли, - Извини… Кажется, я сбился с пути, - конечно, подрывник не любил признавать свои ошибки, но в данном случае крыть ему было нечем. Последние упования выбраться на трассу он утратил ровно три минуты тому назад.
